«Клуб Регионов» продолжает изучать трансформацию губернаторского корпуса через призму «свой – чужой». О том, существуют ли общие правила для назначения губернаторов со стороны, и почему ряду регионов  до сих пор удавалось избегать прихода варягов, рассуждает политолог Владимир Слатинов.

– Почему в одни регионы отправляют варяга за варягом, а в других до сих работают губернаторы исключительно местного происхождения?

– Искать общую логику нет смысла. Но есть регионы с довольно специфическим статусом, где назначение варяга в настоящий момент маловероятно – это Татарстан или Чечня. Но Виталий Иванов прав  – у нас возникла система, когда в любой регион можно отправить варяга. Что касается всех остальных критериев вроде управляемости, этнического баланса, баланса элит, то эти факторы могут играть роль при принятии решений, но поскольку нет общей закономерности, всякий раз эти факторы выстреливают индивидуально.

Возьмем ту же Брянскую область, где варягов еще не было. Александр Кынев объясняет это тем, что там всё в порядке с управляемостью. Я же объясняю это тем, что так сложилось. В какой-то момент не нашлось федерального игрока, который бы хотел ее «забрать», а у Богомаза и у других до него хватило лоббистских возможностей, чтобы продвигать самих себя.

– Еще один иногда срабатывающий фактор – это интерес к региону федеральных игроков?

– Конечно. Но, опять-таки, иногда Кремль решает завести федерального игрока, чтобы встряхнуть регион и переформатировать местные элиты, а иногда не делает этого, чтобы не нарушить управляемость. К примеру, в Воронежской области долгое время были местные губернаторы, но все они были неудачными: регион особо не развивался, флагманскую роль в Черноземье утрачивал, внутриэлитные конфликты были колоссальные. Завести туда варяга Гордеева – крупного федерального игрока, который бы отстроил местные элиты и вернул области позитивную динамику развития – было вполне сознательным решением Кремля. В другом случае решение могло быть противоположным, потому что только навредило бы.

Другое дело, что, начиная с 2017 года, с начала эпохи губернаторов новой волны, варяги стали доминирующим типом. Впрочем, в 2024 году были нюансы в виде назначения местных кадров в Кемеровской, Тульской и Курской областях.

– Если говорить о действующих губернаторах, сильно ли стиль и качество работы варягов отличается от местных?

– Начну немного издалека. Мне кажется, что с 2012 года, с появления первых нацпроектов и  возвращения прямых губернаторских выборов, мы имеем очень серьезную трансформацию региональной политики. В нашей модели централизованного федерализма огромная доля ресурсов идет сверху вниз через  нацпроекты и федеральные программы. В этой парадигме задача губернатора – адаптировать региональные потребности к вот этим доминирующим федеральным инструментам, а сам губернатор становится оператором регионального развития от имени федерального центра, и это кардинальным образом меняет кадровую политику.

Кынев правильно сказал, что присутствие Володина во внутриполе с 2012 по 2016 годы  этот тренд немного тормозило. Но с 2017 года, года пришел Кириенко, а тем более, с 2020 года, когда поменялось правительство и пришел Мишустин, мы видим совершенно органичную систему, когда экономическая централизация влечет за собой кадровую централизацию. А раз губернатор – это теперь оператор развития региона от имени и по поручению федерального центра, тогда нужен и губернаторский резерв, и «кипиаи» и другие технократические инструменты. А теперь у нас есть еще и 414-й ФЗ, по которому президент может убрать губернатора по утрате доверия. И варяги в этой парадигме глобальной национальной политико-экономической централизации более органичны, чем местные. И центр варягам доверяет больше. Особенно это было заметно на этапе, когда эта система только запускалась, ведь пиковые изменения в губернаторском корпусе произошли как раз в 2017-2019 годах.

И вот тут я отвечаю на ваш вопрос: в этой парадигме местные и варяги друг от друга не отличаются, поскольку они все встроены в одну систему. Отличаются они лишь кадровой политикой уже внутри региона: местные не заводят варягов или не заводят их в таком количестве в качестве своих заместителей, и они стараются аккуратнее блюсти интересы регионального бизнеса. Плюс, местные более ориентированы играть в долгую, а варяги – показать себя и быстрее уйти на повышение в центр.

– Кстати, Гордеев – пример, когда как варяг абсолютно срастается с регионом и даже после отставки присутствует в его жизни. Среди действующих варягов есть такие примеры?

– Есть группа варягов, у которых получилось не только успешно развивать регион, но и выстроить имидж, прочно ассоциирующий его с регионом. Это, например, Собянин. Вы отделяете Собянина от Москвы?  Думаю, что и действующие технократы не лишены этих качеств, они потихонечку становятся своими. Если брать Черноземье, то по этому пути идут Артамонов и Гладков. Пока это не такой уровень интеграции, как у Гордеева, но это уже такой уровень вовлеченности «в почву», когда человек чувствует себя хозяином региона, он понимает регион, когда он сформировал свою клиентелу из элит и бизнеса, собственную, ориентированную на него политико-экономическую систему, и когда население воспринимает его пусть как и пришлого, но принятого руководителя.

– Населению вообще еще важно, кого им назначают – своего или варяга?

– Население осознает свою роль, оно приняло систему централизованного федерализма, в которой кому руководить регионами, решают в Кремле. То же самое можно сказать и про политические силы. Люди понимают, что выборы – это одобрение населением кандидатуры Кремля через голосование. У нас есть только одно исключение – это Коновалов в Хакасии, но оно только подтверждает правило.

– Вы говорите об унификации, но также отмечаете, что понемногу местных губернаторов возвращают в регионы. Можно сделать прогноз, что будет дальше?

– Поскольку все-таки Россия слишком большая страна, то система, сформировав единые жесткие правила, внутри себя все-таки начинает диверсифицироваться. Если брать 2017-2019 годы, то тогда губернаторами назначались в основном федеральные игроки. Затем среди губернаторов появились бывшие мэры и региональные чиновники вроде Гладкова. То есть, во-первых, появляются разные источники кадров для резерва. Во-вторых, губернаторы, которые хорошо себя проявили, в прошлом году перешли в правительство, а на их место в трех случаях пришли местные, о которых я уже говорил. Это, кстати, мы видим и в Новгородской области. И пусть новый врио Дронов вообще-то москвич, но он же пять лет работал замом губернатора Никитина, так что он уже отчасти местный.

В общем, думаю, в ближайшие годы мы будем наблюдать дальнейшее усложнение и дифференциацию системы. Но сама модель не изменится, потому что новые нацпроекты утверждены до 2030 года, правительство работает в рамках этой парадигмы, а политико-экономическую централистскую модель никто отменять не собирается.

– И раз уж мы говорим о варягах, предлагаю обратить внимание на врио губернатора НАО Ирину Гехт. Она же абсолютный варяг, всю жизнь почти проработала в Челябинской области, не считая последних 10 месяцев, когда она возглавляла правительство Запорожья.

– Гехт – это классический пример губернаторов – операторов развития региона, которых центр подбирает и готовит, проверят на разных должностях, а затем отправляет в регион.

Кстати говоря, когорта этих людей увеличивается. У нас есть, например, Костомаров, который перемещается между регионами, выполняя функции политического менеджера там, где требуется нестандартный подход. То есть, у нас есть губернаторский резерв из замов губернаторов, а сейчас, благодаря Школе мэров, у нас появится такой же резерв для глав муниципалитетов. И в целом эти резервы образуют слой чиновников, которых федеральный центр может переставлять по разным территориям. Говоря марксистским языком, это надстройка над базисом, которым является централизованная политика-экономическая система.